Ира де Пюифф
АНГЕЛ-ШЛЮХА

- М.: Запасный Выход / Emergency Exit, 2005.

ДЕПРЕССИЯ СЧАСТЛИВОГО ЧЕЛОВЕКА

«...Могу вас успокоить, Писатель. Ваша болезнь не смертельна».

Вадим вздохнул с облегчением: он не умрет.
Вот уже третью ночь ему снились кошмары. То, к примеру, как он сам себе выбирает гроб.

Количество валиума, употребленного им за последние дни, побило все установленные рекорды.
Кристоф его успокоил.
«...У вас, Писатель, болезнь чисто женская. Анорексия. Обычно ей болеют девочки-подростки, у которых расшатаны нервы и постоянный стресс. Плюс — опасения, комплексы. Они не едят по два дня. А то и по три. Любой прием пищи вызывает у них тошноту. Отсюда и мигрени, и галлюцинации, и всё остальное. Это как раз ваш случай...»

Писатель нервно рассмеялся.
«Э, Доктор. А вы не могли ошибиться?»
«Я лично занимался всеми вашими снимками. Я редко ошибаюсь, Вадим».

Взгляд Кристофа был спокоен, серьезен.
«Скажите, вы все так же балуетесь валиумом?»
Вадим стыдливо опустил глаза.
«Отвечайте, Писатель. Я врач, Я должен всё о вас знать».
«О'кей, — ответил Вадим, — я им балуюсь».
«Какова ваша доза на сегодняшний день?»
Вадим отшутился любимой поговоркой французов: «Когда любишь — не считаешь».
«А вы все-таки посчитайте».
«Н-у-у-у-у, штук семь или восемь... если не ошибаюсь».

Кристоф внимательно на него посмотрел.
«Вопрос неудавшегося психиатра: что толкает вас на такие количества? У вас депрессия?»

«Нет, — Вадим растерялся, — вовсе нет. Какая может быть депрессия у счастливого человека?.. А вы что, еще и психиатр?»

«Неудавшийся, — подчеркнул Кристоф. — Я вовремя сменил профиль... Но за всё время, проведенное в психиатрии, я ни разу не видел счастливого человека, страдающего анорексией».

«Я, стало быть, первый... А могу я вас спросить, почему вы сменили профиль?»
Кристоф, все это время заполнявший больничные карты, поднял глаза:
«Побоялся сойти с ума».

«Жаль, — вздохнул Вадим, — из вас бы вышел неплохой психиатр...»

«...И вы уверены в своем счастье? — вернувшись к теме, спросил Кристоф, — Не думайте, что я пытаюсь залезть к вам в душу. Я всего лишь ищу причины столь редкого для счастливого мужчины заболевания».

Писатель почему-то занервничал.
Ему вдруг показалось, что Кристоф видит его насквозь.

«У меня. Всё. В порядке, — ответил он как можно членораздельнее. — Я действительно счастлив. У меня есть любимая женщина. У меня есть сын. Разве этого недостаточно?»

«...Вы больше не пишете?»
Вадим, если честно, не понял, к чему был задан вопрос.
«Нет. Не пишу».
Крис снова погрузился в заполнение карт.

«Я думаю, это одна из причин того, что с вами творится... — он протянул Писателю рецепт. — Я кое-что вам тут выписал, Для повышения аппетита. Должно помочь... И кальций. Для общего укрепления... Но главное, Писатель, — постарайтесь все-таки снизить количество валиума до пяти миллиграммов в день. И начните новый роман, — вот увидите, вам полегчает...»

Вадим кивнул в знак согласия.

«...Да, и постарайтесь жить без эксцессов, — добавил Крис. — У вас, Писатель, хрупкое здоровье».

«Без эксцессов? — Вадим усмехнулся. — Но зачем тогда жить?».

«Я счастлив... — говорил он себе, — у меня есть любимая женщина... У меня есть любимый сын... Разве этого недостаточно?»
К тому же никакой серьезной болезни у него не обнаружилось. Так, какая-то ерунда.
Он ограничит валиум до пяти милиграммов в день. Будет пить витамины для повышения аппетита и кальций для общего укрепления... Быть может, начнет писать новый роман — почему бы и нет?

«Мари?»
Он решил позвонить Мари и поделиться с ней радостью. Ее вызвали с лекции.
«Вадим, — ее голос прозвучал недовольно, — сколько раз я просила тебя не звонить мне во время лекций?»
Ей было не до него. Ее ждали студенты.
Вадиму расхотелось нести ей всю эту чушь про кальций и витамины.
«...Мари, я... только хотел... зарезервировать столик на сегодняшний вечер. Где ты хочешь? Где тебе больше нравится?»
«...Сегодня вечером мы ужинаем с моими коллегами. Ты что, забыл?»
«Нет, не забыл, но... давай изменим программу. Мне хочется поужинать с тобой тет-а-тет».
«...Вадим, не будь эгоистом!»

Писатель вздохнул, поняв, что замысел провалился.
«О'кей», — ответил он, после паузы.
«О'кей», — повторил он вслух, вешая трубку.
Его пальцы при этом уже пытались нащупать в кармане валиум.

Крис все же зрил в корень.
Анорексики не бывают счастливцами. Впрочем, как и счастливцы — анорексиками.
Он — словно девочка-подросток, у которой расшатаны нервы и постоянный стресс. Плюс — опасения, комплексы... Да, комплексы. Мари слишком для него хороша. Стало быть, он для нее слишком плох... Опасения? Ему страшно ее потерять. Страшно чем-то ей не понравиться...

Вот и сегодня.
Ему в очередной раз придется терпеть ее коллег с учеными степенями, — ему, не дотянувшему и до бакалавра. Вместо того чтобы провести с ней приятный вечер наедине... Какого дьявола он согласился?
Вадим уже жалел.
Его снова начинало тошнить.
И лишь валиум, растворенный в крови, мог позволить ему расслабиться и сказать себе: «Я счастлив... У меня. Всё. В порядке...»

Вместо того чтобы сказать Мари, что этот прием с коллегами для него хуже пытки, потому что все опять будут смотреть на него как на какое-нибудь редкостное животное в зоопарке — зебру или жирафа, — и что ему придется терпеть эти взгляды и что ему просто напросто хочется побыть с ней наедине, ведь они так редко бывают одни, — вместо того чтобы сказать ей всё это, Вадим лишь молча застегивал молнию ее платья, черного, подчеркивающего ее прелестные формы. Этот цвет ей очень шел, и она, как всегда, была бесподобна, с ее перламутровыми глазами и неизменной «Шанелью», и ему так хотелось расстегнуть ее платье, и упасть с ней в постель, и покрыть ее всю поцелуями, и сделать ей любовь, но они уже и так опаздывали на полчаса, и Мари было не до любви, — она терпеть не могла опаздывать.

И вот они уже на приеме, где все в дорогих костюмах и галстуках от Роща, и он, Вадим, тоже в костюме и галстуке, причесан и гладко выбрит, и ему приходится всем улыбаться и говорить о вещах, в которых он абсолютно не смыслит. Рука его сама собой уже тянется к виски, но он вовремя вспоминает, что рядом — Мари и что он не должен пить, и что он, как на грех, забыл дома валиум, без которого он уже, наверное, не проживет. К нему вдруг подходит тот самый осёл с учеными степенями, который в прошлый раз приставал к нему с финансами и политикой и которого Вадим послал к чертовой матери, — теперь же он, улыбаясь, извиняется перед ним, только чтобы доставить Мари удовольствие. И Мари остается довольна и даже, отойдя от коллеги, целует его, и говорит ему, что он умница, а его тем временем снова начинает тошнить, то ли от вида закусок, то ли от запаха резких мужских духов, от костюмов и галстуков, от отсутствия валиума в кармане, от собственной дежурной улыбки, от разговоров о судьбах Франции, оттого, что все социалисты, а он нет.

Все смотрят на него, как на какое-то редкостное животное в зоопарке, — зебру или жирафа, — и ему так хочется схватить Мари за руку и убежать с ней ото всех этих приличных людей, которые живут без эксцессов, которые так друг на друга похожи, что становится страшно; но Мари — и он это знает — все равно останется здесь, среди этих людей, ведь это ее друзья, ее круг. А он не знает, что такое друзья, у него никогда их не было, а если и были — их давно уже нет, у него есть только она, Мари, и он с нею счастлив, и будь проклят тот, кто скажет обратное, будь проклят Крис с его опытом психиатра, будь он трижды — нет! — четырежды проклят, — потому что он прав, он прав, он трижды — нет! — четырежды прав. Вадима тошнит — от себя, от всего, и он блюет, согнувшись пополам в туалете, как тогда, в шестьдесят седьмом, а потом в шестьдесят восьмом, когда Мари его бросила, даже не оставив письма, и он искал ее и не нашел.

И вот спустя восемнадцать лет они снова вместе, и он знает, что Мари волнуется за него, и, выходя из туалета, он видит ее и, несмотря на спазмы, пытается ей улыбнуться, он делает вид, что всё хорошо, но Мари почему-то спрашивает его: «Что с тобой, Вадим? Ты зеленого цвета».

И он, наконец, признается ей в том, что болен, пусть даже и не смертельно, но болен и что его тошнит, и что он забыл дома валиум, и Мари обнимет его, и взгляд ее будет полон сочувствия, и они вернутся домой, где ему станет лучше, потому что они наконец-то вдвоем и не нужно никому улыбаться, только друг другу.
Он будет лежать, прижавшись к ней, как тогда, в шестьдесят восьмом, перед тем, как ее потерять, и так же, как тогда, он будет пытаться избавиться от тревог, от страхов и комплексов, он попытается жить без эксцессов, как учил его Крис. И вскоре он забудет о том, что такое эксцессы, и жизнь его потечет на удивление гладко, между приемами, театрами и кино, между кальцием и витаминами, между покупкой костюмов и галстуков от Роша, между Мари и любимым сыном, между Парижем и Рамбуйе, между тем, кем он был до этого, и тем, кем пытается стать…