Жан Кокто
НАСТРОЕНИЕ

На птицу серую, уставшую в полете,
Похож вечерний час,
когда душе и плоти
Милей всего тоска о прошлом, о былом.

И расплывается за призрачным окном
Неясный абрис крыш,
и вечный шум Парижа
Рождает тишину, она плотней и ближе,

Хотя доносятся то отзвук песен, то —
Пунктиром в сумерках — далекое авто.

Приходит час, когда, чтоб обмануть печали,
Достаточно того,
чтоб где-то зазвучали
Шарманка, или смех, или собачий лай,
И то признание —
пропасть ему не дай! —

Еще звучащее… Но в сумраке всегдашнем
Страшней всего, что день прошел —
и стал вчерашним.

Усмиряет вечер краски
Гаснет роза посмотри
Если и бывают сказки
Не дождаться ли зари?

Золотит орешки мама
Скоро праздник а пока
Башмаки с утра упрямо
Так и рвутся в облака

Ощутить тот давний мне бы
Путешествия восторг
В Ливерпуль который в небо
Все огни свои исторг

Тюль покрытый снежной пылью
Полог холоден и чист
Под ночной звездою крылья
Опаляет трубочист

Когда, как старый маг, приводит вечер скуку,
Исподтишка разлив ее надежный яд,
Я чувствую, они уже в дверях стоят —
О эти сумерки! Прокрались — и ни звука…

Шагами ватными по черным и немым
Невидимым коврам они идут и влажным
Дыханием своим готовы слиться с каждым
Предметом — мертвые, восстав, подобны им.

И если вслушаться, и если присмотреться,
То голос бабушки внезапно оживет,
Как робкий эмигрант из прошлого, — и вот
Они уже звучат, воспоминанья детства…

Рождает прошлое особый аромат —
Его мы узнаем бездумно, безотчетно;
Припевы старые так душу нам томят,
Под байки детские мы плачем так охотно!

Словцо, забытый звук или внезапный жест —
Достаточно любой на первый взгляд причины,
И детство тайное уже звучит окрест,
Озвучивая вновь печали и кручины.

Воспоминания, друзья ушедших лет,
Друзья ушедших лет, которых вроде нет,
И вроде вот они — готовы пробудиться…
Всё гаснет, что горит; и миг, лишь миг назад,

Рожденный, с прежними спешит соединиться,
А новый дарит нам свой свежий аромат.

ПЕСНЯ ДЛЯ НЕЕ
Марианне Леконт

От слез моих цветы готовы распуститься —
Я для одной тебя их влагой напою
И под твоим окном все песни напою,
Всех птиц перепою — ведь я пою, как птица!

К тебе, скорей к тебе! От страсти я продрог,
Я грежу золотом волос и белым телом.
Смотри: бегу к тебе с весенним полем целым —
Листва, и васильки, и этот желтый дрок.

Ты, увидав меня, с балкона крикнешь: "Здравствуй!"
Я поднимусь наверх, спеша и сам не свой,
И протяну тебе букет мой полевой,
Чтобы тебя обнять — с глицинией и астрой.

Останемся одни, и нас обступит тишь,
Лишь ветер прошуршит по утренней аллее.
Останемся одни, от первых чувств хмелея...
...И, рассмеявшись, ты с балкона убежишь!

Над крышей солнце в день весенний
Там поутру поет душа
Как хороша весна на Сене
И на Уазе хороша

Порою милая подруга
Теряет роза цвет и стать
Матрос недаром ветер с юга
Твой дом стремится укачать

В Китайском море блеск жемчужин
Но не за ними мы плывем
Нам не нужна муштра не нужен
Строй туч небесных под ружьем

И ради этой скорой встречи
Мы победим врага и грусть
Лицо твое и эти плечи
Теперь я знаю наизусть

Когда седины украшают юность,
То кроток взгляд, а цвет лица — красив;
Вот так и мне сегодня приглянулась
Листва весенних пепельных олив.

Когда спешило греческое утро,
Водой и солнцем берег пропитать,
Венера на подушке перламутра
Была оливе розовой под стать.

Я полон вашей юностью седою,
Хотя я зимний, северный, иной;
И я, как вы, над розой молодою
Склоняюсь, убеленный сединой

Где нынче розы? Неизвестно.
Где вы зимуете? Бог весть!
У нас в Европе много места —
Для лета тоже место есть.

Венера холит вас недаром,
И придает вам цвет и вид,
И наполняет вас нектаром,
И как жемчужину растит.

Вы — плоть и пена, рядом с вами
Невольно думаешь о том,
Вы рыбы с острыми шипами,
Иль птицы с ласковым крылом?

Во мне костей такая роща
И вен такая синь, что там
Бок о бок жить куда как проще
Всем — птицам, рыбам и цветам!

Твой откровенный смех, как роза в день весенний,
Не даст мне захандрить при виде изменений,

Когда, проснувшись, ты забудешь сладкий сон —
А я своей листвой с твоей переплетен.

Ко мне прижмешься ты, и станем мы с тобою
Единым деревом с единою корою.

Пускай единый сок, сойдясь в один поток,
Поит наш поцелуй — единственный цветок.

Плыл над водою горький аромат,
Краснело небо, а земля чернела,
Я слышал, как шептала ты несмело,
Плыл над водою горький аромат...

И к лодке наклонялся темный сад,
Краснело небо, а земля чернела.
Краснело небо, а земля чернела
Под пение лягушек и цикад.

Плыл над водою горький аромат,
Рябь по воде скользила то и дело,
Краснело небо, а земля чернела,
Плыл над водою горький аромат...

КОТ
Вере Сержин

Дух мнимой ласковости теплится под спудом
Его хрустальных глаз, горящих изумрудом.

Лежит и, кажется, забыл про всё вокруг,
Но звук мурлыканья, чуть различимый звук
Невольно выдает невнятную тревогу.

А он потягивается и понемногу
Примеривается, как поиграть с лучом.
Потом встает, спина дугой, усы торчком,

И вдруг, усевшись, умывается, проворный,
И розовый язык скользит по шерстке черной.

МУЗЫ МОЕЙ БИБЛИОТЕКИ
Морису Ростану

Склонясь над бархатным котом,
Листая запыленный том,
Горюет муза — тень Бодлера.

А муза, пьяная сестра
Верлена, бродит до утра:
Ее блазнит разврат — и вера.

О Роденбах! Печаль тая,
На крыши серые твоя
Взирает муза, дождик льется.

Твоя же муза, о Лоррен,
Берет в сластолюбивый плен
И соблазнительно смеется.

Покуда муза Роллина
Спешит свои неврозы на
Постели пестовать бессменно,

С цветком увянувшим в руках
Лежишь в беспамятстве, впотьмах,
Ты, муза бледная Самена...

БЕЗМЯТЕЖНОСТЬ
Мари Вентура

Недвижный сумрак тих — как строчка из Верлена.
Вдоль вашей согнутой руки скользит мой взгляд —
Изгиб, за ним другой, где голубеет вена.
Вдвоем… вполголоса… легко и сокровенно…
Павлина дальний крик и пение цикад…

Недвижный сумрак тих — как строчка из Верлена.
А сладкий воздух чист — как строчка из Самена.
Зачитанный роман неразличим впотьмах,
И ночь сгущается, скрывая постепенно
Все очертания, и всё темнее вена,

И дышит музыка в прибрежных тростниках,
А сладкий воздух чист — как строчка из Самена.

СТИХИ
Эдуару Морелю

Стихи — далекий хор, безудержный и свежий, —
Витает в воздухе распев их и покой!
Они шумят волной песчаных побережий,
И летнею грозой, и уличной толпой.

Мы — всё внимание, мы слышим в сбивах метра,
Всю ту силлабику, которую до нас
Донес летучий ритм изменчивого ветра,
И ловим каждый звук, не открывая глаз.

И мы оплачем их, нам тоже станет больно,
Пускай простой сюжет с печалями не в лад, —
Сам ветер виноват, когда в игре, невольно,
То жалуется он, то стонет невпопад…

Мурашки по спине, и этот возглас: "Что мне?"
И кругом голова от непокорных слов…
А ветер всё поет, поет, себя не помня,
И рассыпается аккордами стихов.

Они шумят волной песчаных побережий,
И летнею грозой, и уличной толпой.
Стихи — далекий хор, безудержный и свежий, —
Витает в воздухе распев их и покой!..

КРЫШИ
Жану Рэмону

Всегда в моем окне видны, друг другу вторя,
Десятки серых крыш, их очерк угловат.
Не вижу синевы, когда приходят зори,
Не вижу, как кровав по вечерам закат.

Всё крыши за окном, и дальний гул, как призрак
Трамваев, и дома, куда ни поглядишь;
А осенью — ее неотвратимый признак:
Гонимый ветром лист на скользком цинке крыш.

О этот серый цинк, однообразный, гладкий!
А если вдруг судьба и улыбнется нам,
И бледный луч скользнет по стеклам, без оглядки, —
То будет он трубой разрезан пополам!

Твой вечный пасынок Париж
Из ниоткуда в никуда я
Брожу один пока ты спишь
То жаб то лилии рождая

Мне дорога твоя душа
Но не обрел любовь сыновью
Жилец шестого этажа
Перемешавший рифмы с кровью

На старой улице Анжу
Явилась муза мне дурная
И мучит мучит Я дрожу
Ее жестокость поминая

Хотел бы я слова забыть,
Окоротить пустые речи,
Чтоб упростить язык — и в речи
Похожим на животных быть.

Растения растут недвижно,
Но в жестах повторяют нас.
И мне бы так — да непостижно,
Как взять их мудрость про запас.

Застыну в тишине растений —
В своей фальшивой тишине, —
И пусть мои живые тени
Не потревожат их во сне.

Огнем и хрусталем блистают музы, грозно
Бросая свет на тех,
Кто взыскан славою, кто рано или поздно
Добудет свой успех.

О детский страх, когда гремит и оживает
Гроза, куда ни глянь,
Пока они кроят, и шьют, и расшивают
Недолгих судеб ткань.

Гроза им — целый мир, а молния — жилище,
А туча — горний град.
Уже! Уже! Уже меня повсюду ищет
Сверкающий разряд.

Итак, прощайте! Вновь морские дали
Неведомой поэзией полны
Попутчики мои не раз видали —
Не то что я — рождение волны

Огни авто — я знал Нью-Йорк когда-то
Тот город сотворенный из афиш
Все щели в нем забили азиаты
(Чем дальше тем верней как поглядишь)

Там под землею в метрополитене
Где правят бал торговля и чума
Мне заросли фаянса ваши тени
Дороже Палатинского холма

Прости мне птица — сам себе на горе
Без крыльев я потомок городов
Мне б не при веслах плыть не при моторе
Ну что же я готов!

В золе оставленная трубка,
Былое хрупко, даль горька;
Стирает берег, словно губка,
И Сент-Омер, и облака.

На дольки красные распалась
Волна вдоль борта, и матрос
Уже поставил в дымке парус —
Как ангел два крыла вознес.

Воспоминание, Мария,
Игрок — зачем ему заря?
О, эти карты козырные —
Голубизна и якоря!

Я путешествую: Венеция и Лондон,
Брюссель, Алжир и Рим.
Весь белый свет мне отдан —

Но страстью разъезжать все меньше я томим.
Вот Лондон — розовый кирпич, покрытый сажей,
Дремота по углам.
Венеция — всё та же

Грусть по любви, вода и камень пополам.
Как декорация — Брюссель, и Рим, что цепко
Из тьмы глядит на мир
Незрячим оком слепка.
Жасмином пахнущий и козами Алжир.

Я не был счастлив там — я их люблю, а всё же
Томился в них, чужих.

Увы, в Париже тоже —
Тоска везде, где нет простертых рук твоих.