L'esprit
de Paris
Клод Леви-Стросс
УЗНАВАТЬ ДРУГИХ
Антропологи наблюдают явления с огромного расстояния.
Во-первых, в географическом отношении: еще недавно нам пришлось бы путешествовать недели и месяцы, чтобы добраться до объекта исследования. Во-вторых, в психологическом, поскольку те мелкие детали, те незначительные факты, на которых мы фокусируем внимание, основываются на неосознаваемых или плохо осознаваемых мотивах.
Мы изучаем языки, но их носители не осознают правил, которые применяют, чтобы говорить и быть понятыми. Точно так же мы сами не осознаем, что заставляет нас принимать одни виды пищи и отвергать другие; не осознаем происхождения и настоящего смысла наших правил вежливости или поведения за столом.
Эти модели поведения коренятся глубоко в бессознательном человека или группы и не отличаются от тех, которые мы пытаемся проанализировать и понять, несмотря на внутреннюю, психологическую дистанцию, помноженную на внешнюю, географическую.
Даже в наших обществах, где нет физической дистанции между наблюдателем и объектом наблюдения, существуют явления, подобные тем, что мы ищем вдалеке.
Антропология заявляет свои права и начинает действовать всюду, где уклад жизни, обычаи, навыки, приемы труда не уничтожены историческими и экономическими потрясениями, а значит, отражают такие глубины человеческой мысли и бытия, что могут противостоять силам разрушения.
Следовательно, поле действия антропологии простирается всюду, где совместная жизнь простых людей еще основана в первую очередь на личных контактах, семейных связях, соседских отношениях, будь то деревни или городские районы, одним словом — всюду, где сохранилась исконная среда и поддерживается устная традиция.
Мы ошибочно недооцениваем уровень развития этих обществ, поскольку узнали их уже в бедственном положении. Но пусть даже они пережили упадок, их модель существования обладает неоспоримой ценностью: тысячи обществ, существовавших за всю историю человечества, из которых несколько сотен сохранились по сей день, представляют собой готовые эксперименты.
И других у нас нет, ибо, в отличие от специалистов по естественным наукам, мы не можем воспроизвести свой объект исследования, то есть общество, и заставить его работать в лабораторных условиях.
Черпая данные из опыта обществ, выбранных по критерию наименьшего сходства с нашим, мы можем изучать людей, их совместную жизнедеятельность, чтобы попытаться понять, как действует человеческий ум в той или иной из множества ситуаций, обусловленных факторами истории и географии.
Сегодня нам известно, что «примитивные» народы, которые не разводят скот и не возделывают землю (последнее — разве что в зачаточной стадии), могут не знать гончарного ремесла и ткачества, живут главным образом охотой, рыболовством и собирательством в дикой природе, — не охвачены страхом голодной смерти и тревогой о том, как выжить во враждебной среде.
Образу жизни, которым они обязаны своему небольшому численному составу и прекрасному знанию природных ресурсов, вряд ли можно приписать изобилие. Тем не менее, как показали тщательные исследования, проведенные в Австралии, Южной Америке, Меланезии и Африке, трудоспособным членам этих обществ вполне достаточно работать два-четыре часа в день, чтобы содержать семью, в том числе детей и стариков, еще или уже не участвующих в добыче пропитания. Сравните с тем, сколько времени проводят на заводе или в конторе наши современники!
Ошибочно думать, что эти народы являются рабами окружающей среды. Благодаря фотографиям, сделанным совсем недавно с борта самолета и со спутника, мы узнали, что на землях майя и в других регионах Южной Америки — Венесуэле, Колумбии, Боливии — существовали весьма совершенные системы земледелия.
Колумбийская, например, восходит к периоду от начала новой эры до VII века, к концу которого она охватывала 200 000 гектаров затопляемых земель, где были прорыты тысячи дренажных каналов. На искусственных возвышенностях между ними и возделывали землю.
В сочетании с ловлей рыбы, водившейся в каналах, хозяйства интенсивного типа могли прокормить более 1000 человек на квадратный километр.
«Примитивные» народы располагают бо́льшим досугом, поэтому в их жизни большее место занимает воображаемый мир, служащий подушкой безопасности между ними и миром внешним, — верования, ритуалы, фантазии, одним словом, все формы религиозной и творческой деятельности.
В то же время антропология раскрывает парадокс: наряду с яркими проявлениями, говоря современным языком, идеологии максимальной продуктивности, существуют и прямо им противоположные. Те же самые (да и другие) народы применяют контрмеры для ограничения своей продуктивности.
В Африке, Австралии, Полинезии, Америке эти функции исполняет специальный руководитель, служитель культа или полицейское подразделение, уполномоченные устанавливать начало и продолжительность периода охоты, рыбной ловли и сбора плодов в дикой природе.
Широко распространенная вера в то, что у каждого вида животных и растений есть «хозяин» — дух, который может покарать за избыточную эксплуатацию, уменьшает вероятность таких попыток.
Большое количество ритуальных предписаний и табу делает охоту, рыболовство и собирательство ответственными занятиями, которые чреваты серьезными последствиями и требуют осторожного и обдуманного поведения.
Небольшие группы обладают удивительной способностью избавляться от инфекционных заболеваний. Эпидемиологи дают этому следующее объяснение. Вирус живет в отдельно взятом организме ограниченное количество дней и, чтобы захватить все население, должен постоянно переходить от человека к человеку. А это возможно лишь при условии достаточно высокого годового уровня рождаемости, достижимого только в группе численностью в сотни тысяч человек.
В тропиках каждый вид представлен лишь небольшим числом особей на единицу поверхности, и если говорить о разносчиках инфекций и паразитах, то инфекции могут быть множественными, оставаясь в то же время на низком клиническом уровне.
Актуальным примером является СПИД. Это вирусное заболевание имело несколько локализованных очагов в тропической Африке и, вероятно, тысячелетиями спокойно сосуществовало с местными племенами, но превратилось в огромную опасность, когда случай занес его в более крупные общества.
Что касается неинфекционных заболеваний, то их обычно не бывает вовсе. Во-первых, этому способствует высокая физическая активность. Во-вторых, рацион гораздо более разнообразен, чем у земледельческих обществ: он включает в себя сотню, если не больше, видов растений и животных; беден жирами, но богат волокнами и минеральными солями; обеспечивает достаточное количество протеинов и калорий. Отсюда отсутствие тучности, гипертонии и нарушений кровообращения.
Неудивительно, что один французский путешественник XVI века, посетивший Бразилию, восхищался аборигенами, цитирую, «сложенными из тех же элементов, что мы, но не знающими проказы, паралича, летаргии, язв и других телесных недугов, проявляющихся снаружи и внутри».
А через век-полтора после открытия Америки численность населения Мексики и Перу упала со ста до четырех-пяти миллионов, причем индейцы гибли по большей части не от рук конкистадоров, а от привезенных ими болезней, ставших еще опаснее при новом образе жизни, навязанном колонизаторами: оспы, кори, скарлатины, туберкулеза, малярии, гриппа, свинки, желтой лихорадки, холеры, чумы, дифтерита и т. д. и т. п.
Во многих «примитивных» обществах представители других народов не считаются людьми. И если принадлежность к человеческой расе за пределами группы заканчивается, то внутри она подкреплена дополнительным качеством: члены группы — не только единственные, подлинные и идеальные человеческие существа, не только сограждане, но и родственники, фактически или по закону.
Нас поражает, что почти все «примитивные» общества отвергают принятие решения большинством голосов. Для них сплоченность группы и доброе согласие важнее любых нововведений. Спорный вопрос выносится на обсуждение столько раз, сколько потребуется для единодушного решения.
Иногда совещанию предшествует символическая схватка: таким образом ставят точку в старых ссорах, а к голосованию приступают только после того, как группа, отдохнув и обновившись, создаст в своей среде условия для столь необходимого единодушия.
С тех же гуманистических позиций следует истолковывать и отторжение сделок с недвижимостью. Нищие общины аборигенов Северной Америки и Австралии долго отказывались (а некоторые отказываются до сих пор) уступать свои территории даже за огромную компенсацию. По свидетельству самих участников сделки, причина в том, что аборигены воспринимали землю предков как мать.
Развивая это представление, индейцы меномини из района Великих озер в Северной Америке, будучи хорошо знакомы с технологиями земледелия своих соседей ирокезов, не желали применять их для выращивания дикого риса, базового продукта питания меномини, прекрасно поддающегося культивации: им запрещалось «наносить раны матери-земле».
Вспомним о богатом наследии доколумбовой Америки в материальной культуре Старого Света. Прежде всего, картофель, каучук, табак и кока (основа современной анестезии) — в разных своих проявлениях они составляют четыре столпа западной цивилизации.
Далее, маис и арахис — еще не будучи известны европейцам, они произвели революцию в экономике Африки, а маис там начали культивировать. Затем какао, ваниль, томат, ананас, перец, несколько видов фасоли, хлопка и бахчевых культур.
И наконец, ноль — базовый элемент арифметики и косвенно — современной математики, он был известен и употреблялся у майя по крайней мере за пятьсот лет до того, как индийцы его открыли и передали европейцам через посредство арабов. Возможно, именно поэтому майя имели более точный календарь, чем народы Старого Света в ту же эпоху.
Прогресс не обязателен и не непрерывен. Он движется скачками, прыжками, сдвигами, или, как сказали бы нам биологи, мутациями.
Его скачки не всегда ведут далеко и не всегда в одну сторону.
Они могут менять направление, почти как шахматный конь, у которого в запасе всегда несколько ходов, но не в одну сторону, а в разные.
Прогресс человечества непохож на подъем по лестнице, ступень за ступенью. Вернее будет сравнение с игроком, который доверил свою удачу нескольким игральным костям и при каждом броске видит новый расклад.
То, что выиграно одним броском, всегда может быть проиграно другим
Но, к счастью, очки накапливаются, чтобы образовывать благоприятные комбинации...
|