Art--Express
СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ФУТУРИСТ,
ОТДАЮЩИЙ СЕБЯ БЕЗ ОСТАТКА
В истории его жизни многое неправильно, хотя многое и вполне логично.
Точных ответов нет, и в то же время они налицо.
Он нам никто, но мы многим ему обязаны.
Странно? Не то слово! Взгляните хотя бы на памятник.
Диковинное существо с вытянутой головой и палкообразными руками. Складки одежды чем-то напоминают сваленные в кучу доски. Сбоку предмет, похожий на глобус, только он, кажется, сломан...
Аптекарь сделался поэтом и изображение его столь же поэтично...
Мог ли предвидеть Мишель Нострадамус, что потомки увидят его таким? Скорее всего, нет. Но ведь должен был!
Восторженных поклонников Нострадамуса на свете не меньше, чем его яростных противников. И последние, глядя сквозь века трезвым взглядом, говорят: "Ничего и никому Нострадамус не должен. Он вообще не пророк. И даже дворянская фамилия с помпезной приставкой "де" досталась ему не по праву — семья-то еврейская!"
И это отчасти правда: дед Мишеля по отцу действительно был приезжим-иноверцем. Приняв крещение по католическому обряду, он взял новую фамилию, которая, согласно семейной легенде, была предложена кардиналом и свидетельствовала о почитании Пресвятой Девы.
Так Ги де Гассоне стал Пьерм де Ностредамом. Впрочем скептики утверждают, что смысл у фамилии куда более прозаический и происходит она вовсе не от Nostra Domina, как величают по латыни Богоматерь, а от de nostra domus — "из нашего дома". То есть речь идет не о посланнике небес, а об обыкновенном человеке, соседе, каких пруд-пруди.
Разоблачение, прямо скажем, обидное, но, возможно, именно оно побудило будущего провидца продолжить игру слов. Убрать спорную приставку, изменить всего одну букву... И вот, Мишель де Ностредам превращается в Нострадамуса.
"Nostra damus" означает "отдающий себя", а может читаться и как "несущий исцеление".
И да — исцеление оказалось его настоящим призванием.
Прадед Мишеля по материнской линии, коренной француз, служил придворным врачом. И пусть злопыхатели брюзжат, что передать малышу свой дар он никак не мог, поскольку умер аккурат в год появления правнука на свет, мы-то знаем, что таланты бывают врожденными, заданными на генетическом уровне.
Таким же подарком судьбы можно считать и способность сопротивляться болезням: когда Мишель был в материнском чреве, город посещала чума. Но прошлась по нему лишь слегка, дружески потрепав — убила только самых слабых, сильных же наградила крепким иммунитетом.
Страшная, непобедимая напасть стала для сына нотариуса из Прованса соперником — хитрым, коварным, но, безусловно, интересным.
"Если понять механизм болезни, ее можно одолеть " — захватывающая идея!
Разве битва за жизнь и здоровье человечества может сравниться с унылыми буднями нотариальной конторы или бесполезной праздностью художника?! Решение принято окончательно и бесповоротно: шестнадцатилетний Мишель, отправившийся в Авиньон, чтобы стать бакалавром искусств, покидает университет всего через год после начала обучения и становится аптекарем.
А враг меж тем уже на пороге: из-за чумы об учебе вынуждены забыть многие студенты.
Мишелю пока нечего противопоставить агрессивным нападкам вируса: поначалу он всего лишь продает чужие лекарства. Однако со временем начинает изготавливать свои собственные. Тут его ждет первый успех. И первый конфликт с коллегами по цеху.
У молодого доктора нет никаких дипломов, но снадобья его очень действенны. Довольных клиентов предостаточно. Самое время записаться на медицинский факультет. Мишель так и делает, но его вскоре исключают.
Причина — как раз в наличии опыта и практики. Проще говоря, студент слишком умен — наверняка, будет спорить с профессорами, блистать модными идеями, требовать новшеств в образовании.
В конечном итоге, недоразумение улажено: Мишель де Ностредам возвращается на университетскую скамью и становится-таки дипломированным врачом, хотя осадок горечи и обида за необходимость доказывать очевидное оставляют в его душе глубокую рану.
Кажется, это победа: официальный статус, солидная клиентура, друзья передовых взглядов. И даже женитьба — хоть и довольно поздняя по тем временам — в тридцать лет практикующий врач обзаводится семьей.
И тут чума наносит предательский удар в спину: жена и дети доктора умирают вследствие эпидемии.
В то же самое время открытое панибратство с алхимиками и вольнодумцами человека, носящего "божественную" фамилию, да еще и достигшего немалых успехов, начинает раздражать тех, к кому удача не столь благосклонна.
В Святую Инквизицию поступают анонимные письма: дескать, небезызвестный лекарь-самоучка (а может, и недоучка) непристойно отзывался о Церкви и даже осмелился заявить, что статуя Пресвятой Девы, которую собирается изваять церковный скульптор, искажает образ Богоматери.
Бред! Чушь! После допроса с пристрастием обвинения в ереси опровергнуты. Однако оставаться на прежнем месте становится невыносимо, да еще и опасно. Мишель отправляется в путешествие.
За пять лет он пересекает всю Францию вдоль и поперек: знакомится со множеством врачей, ботаников, алхимиков. И повсюду встречается с чумой.
На первый взгляд может показаться, что болезнь преследует его, но нет — это доктор перешел в наступление. У него есть свой рецепт на основе трав: спасти умирающего такое снадобье не может, зато в качестве профилактики действует безотказно. Друзья-коллеги об этом прекрасно знают: талант аптекаря — нарасхват.
Когда эпидемия утихнет, злые языки скажут: "А рецепт-то — простенький! До такого любой додуматься может...", однако эта язвительность почти не побеспокоит борца за всеобщее здоровье. Теперь перед нами уже зрелый, уверенный в себе мужчина, разменявший пятый десяток.
Вскоре он обзаведется домом в Провансе и женится во второй раз. И теперь уж никакой зловредный вирус его любви не помешает — у доктора родятся шесть детей, старший из которых станет историком и биографом отца.
Нынче Мишеля всерьез занимает идея о том, что болезнь гораздо проще предупредить, чем лечить. Для нас это — аксиома, а в шестнадцатом веке — научный прорыв. И решение проблемы — поистине новаторское: создать журнал, который рассказывал бы о доступных способах профилактики.
Напомним, что книгопечатание в эту эпоху делает свои первые шаги. Изготовленные в типографии книги — большая редкость. Даже Библия доступна далеко не всем. Однако дерзкую попытку ждет успех: журнал расходится нарасхват, многократно перепечатывается, переписывается вручную.
Интерес публики понятен: под обложкой таятся первые научно обоснованные прогнозы погоды, медицинские советы, рецепты красоты на основе трав. Изюминка же — курс астрологии — дисциплины чрезвычайно сложной, для понимания которой требуется знание законов движения небесных тел.
Чтобы оценить трудность задачи, представьте: вам нужно объяснить домохозяйке основы ядерной физики или генной инженерии. Но наш доктор и тут находит выход: астрология в стихах!
Стихи просты на вид, притом формулы, в них изложенные, весьма обтекаемы, как, впрочем, и сами звездные законы.
Публика в восторге, конкуренты — в бешенстве.
Особую неприязнь завистников вызывает псевдоним автора — Nostradamus. Для всех очевидно, что с помощью несложных лингвистических манипуляций "парень из нашего дома" стал великим врачом, отдающим себя без остатка.
Вроде, все красиво, законно и даже по справедливости, но бешенство от этого только усиливается. Отовсюду начинают раздаваться голоса "экспертов" в области изящной словесности: автор-де косноязычен, двух слов связать не может. И вообще, в его опусах к литературному французскому языку обильно примешаны латынь, греческий и ужасное провансальское наречие. Как такое можно читать?!
Твердят о плагиате: дескать, пророчества — не что иное, как доступный для черни пересказ Библии, рассуждений римских философов и мифов Древней Греции.
Новоявленного поэта с удовольствием поливают грязью французы и англичане, католики, протестанты и миряне, поэты, прозаики и простые клерки, сторонники астрологии, ее ярые противники и профессиональные гадатели, свои и чужие. Бывшие друзья становятся злейшими врагами. А авторитет доктора растет вопреки всему...
Доходит до того, что королева лично зовет его ко двору. Она, оказывается, читала свежий альманах, в котором Нострадамус предостерегает монарха от грозящих ему бед, объяснить которые на журнальных страницах трудно и небезопасно. Личная встреча не замедлила себя ждать.
Однако провидец покидает Париж впопыхах: предупреждая короля о кишащих вокруг него интригах, он, помимо ненависти конкурентов, навлекает на себя еще и гнев многочисленных искателей трона.
Теперь вопрос на устах врагов только один — как уничтожить Нострадамуса? Казнить через отрубание головы? Возвести на костер инквизиции за богохульство, коим является астрология, колдовство, служащее основой предвидения, и алхимические медицинские опыты? А может, просто запретить издавать альманах из-за которого все прочие ясновидцы потеряли клиентуру?
Монаршья милость длится недолго — однажды доктор-поэт слышит грозное: "Мсье Мишель де Ностредам, именующий себя Нострадамусом, вы арестованы! Следуйте за мной!"
Правда, когда пленник оказывается в карете губернатора Прованса, графа де Танда, тон меняется. Мужчины давно знакомы и — о, чудо! — их дружба устояла перед натиском невзгод. Под видом тюремного заключения Нострадамусу предложено погостить в графском замке.
Только в шестьдесят лет к нашему герою придет официальное признание — его назначат королевским врачом и советником. Однако и эта радость окажется слишком кратковременной: два года спустя целителя найдут мертвым наутро после встречи с монархом.
Увы, человек победивший чуму, не смог найти лекарства против зависти.
Подагра, отек легкого, сердечная недостаточность — недуги свидетельствующие о постоянном внутреннем напряжении и страхе, стали непредвиденными препятствиями к долгой счастливой жизни.
Впрочем, История наградила его бессмертием.
Трудно найти персонажа, вызывающего столько жарких споров и попыток подражания на протяжении веков.
Он всем известен, но никому не понятен.
Его считают чудаком-астрологом, но забывают о миссии врача, одолевшего непобедимую болезнь, просветителя, объяснявшего сложнейшие вещи простым языком, основателя нового направления в литературе и издательском деле наконец.
Образ его столь же странно-поэтичен, как и посвященный ему памятник.
Думаете, скульптор тоже позавидовал ясновидцу?
Нет, скорее всего, он разглядел в характере героя еще одну великую миссию — роль средневекового футуриста.
|