L'esprit de Paris  

ИСКУССТВО ПРИТВОРЯТЬСЯ УМНЫМ

Спустя две тысячи лет после царя Соломона в ответ на восклицание капитана Дронна «Смерть дуракам!» генерал де Голль возразил: «Какая обширная программа!»

Сам язык свидетельствует о прочности и незыблемости глупости: синонимов слова «ум» не так уж много — интеллект, разум, рассудок, мудрость, а словам, обозначающим глупца, нет конца и краю: дурак, придурок, идиот, чурбан, бревно, тупица, осел, скудоум, остолоп, пентюх, оболтус, олух, дебил, лопух, кретин, болван, бестолочь, недоумок — причем мы приводим только наиболее приличные.

Да, но все это не помогает нам установить, сколько глупцов живет на земле. Поскольку не существует ни лобби, ни профсоюза глупцов (во всяком случае, ни одно лобби и ни один профсоюз не называются соответствующим образом и не представляют глупцов официально), а также поскольку Национальный институт статистики и экономических исследований не желает обнародовать статистику интеллектуальных меньшинств точно так же, как меньшинств этнических.

Этот скромный учебник построен в форме заповедей, но имеет с Библией не больше общего, чем с разведением оленей в Лапландии.

Нам предстоит ни больше ни меньше, как погрузиться в бездны глупости, в которых автор этих строк превосходно ориентируется, и остаться там навсегда.

В нашем кратком руководстве мы приложим все усилия, чтобы помочь читателю соперничать с гениями.

Дураки всех стран, объединяйтесь!


... И ДА БУДЕТ У ТЕБЯ
НЕОБЫЧНАЯ ПРОФЕССИЯ


Художник — исключение: для него праздность — это работа, а работа — отдых.

Бальзак.
«Трактат об элегантной жизни»




Как найти непыльную работу, если вы не умны? Если нет хороших связей, задача кажется невыполнимой.

Однако не стоит печалиться. Перед вами открываются два пути: ненормальный ученый или художник.

В отличие от просто ученого, ненормальному ученому не нужны ни дипломы, ни признание коллег (иначе он был бы просто ученым, а не ученым ненормальным).

Облачитесь в белый халат, сыпьте без конца техническими терминами, и вы сможете, скорее всего, претендовать на эту роль.

Не забывайте выдумывать абсолютно несусветные понятия и теории, которые обеспечат вам повсеместную, а может, даже и посмертную известность.

Так, Литтербах прославился тем, что на полном серьезе опубликовал трактат, озаглавленный «Революция в ходьбе, или Пятьсот простых и надежных способов чувствовать себя комфортно при разных манерах ходьбы; как выбрать удобную обувь, не давать ей попортиться и не натирать мозолей; как не уставать ни от ходьбы, ни от работы; как уверенно шагать по скользкому; как не забрызгаться грязью, а если это все же случилось во время быстрой ходьбы, как почиститься сухой щеткой, будто выполняете приятное упражнение, не пыля и не портя материю; как выправлять посредством пеших прогулок походку хромоножек, в том числе и через игры и соблюдение моциона для ослабленных людей любого возраста; как сохранить зрение и натренироваться выдерживать солнечный свет, не перетруждая глаз; наконец, как значительно улучшить свое здоровье, поднять настроение и стать чуть красивее исключительно при помощи движения».

Академик Дюпон де Немур находил удовольствие в том, что перевел «текст с чистого соловьиного языка» — на французский. Он обнаружил, что соловей последовательно исполняет три песни.

«В первой трели, — подметил ученый муж, — соловей, являющийся в одном лице влюбленным, поэтом и композитором, воплощает любовную мольбу, сперва томно, потом в ней все ярче звучат нотки нетерпения, а кончается все таким проникновенным выражением почтения, что звуки его проникают в самое сердце». После чего самец изливает на самку свой «милейший гнев».

Избавлю вас от описания второй трели, но не могу удержаться, чтобы не процитировать впечатления писателя, которому повезло беседовать с этим знатоком, умеющим шептаться с соловьями.

«Г-н Дюпон де Немур две первых песни лишь анализирует, что действительно весьма интересно, а вот третью он представляет целиком в своем верном и изящном переводе».

Но вот, собственно, и долгожданная песня:

Чив-чив-чив-чив-чив,
Щелк-чив-фью,
Трррррр пипипи,
Чью-чью-чью,
Щиу-щиу-фьють-фьють,
Чикирик-чик-чик,
Дз-дз-дз-дз, дз-дз-дз-дз-дз
Чиииккки чив чик-чик пипифьють
Чио-чио-чио-чио
Щелк-чив-чикирик.


Что можно перевести как:

Спи-спи-спи-спи-спи-спи, любимая птичка,
Птичка, птичка,
Ты так хороша и мила,
Спи и люби,
Спи и во сне согревай,
Любимая птичка,
Наших прекрасных детей,
Прекрасных, прекрасных, прекрасных, прекрасных детей,
Таких прекрасных, прекрасных таких,
Малых детей.




Замечу, что грань между ученым и ненормальным ученым иногда оказывается тоньше папиросной бумаги, на которой печатают издания «Библиотеки Плеяды», что нам как раз на руку. В этом нетрудно убедиться, изучив список лауреатов Игнобелевской премии, — это пародия на Нобелевскую премию, а награждают ею за самые нелепые научные исследования.

Вот небольшая подборка: премию по математике за 1993 год получил Роберт Фейд, вычисливший вероятность того, что Михаил Горбачев является антихристом: она оказалась равна 1 к 710 609 175 188 282 000.

Премию по психологии в 1995 году получили Шигеру Ватанабе, Дзюнко Сакамото и Масуми Вакита, которые обучили голубей отличать картины Пикассо от полотен Моне, а премию по физике 1996 года — Роберт Мэтью, который подтвердил закон Мерфи, гласящий, что бутерброды почти всегда падают маслом вниз.

В 2003 году премия в области междисциплинарных исследований досталась Стефано Гирландо, Лизелотте Янссон и Магнусу Енкисту за исследование «Цыплята предпочитают красивых людей».

Нельзя не упомянуть и премию по биологии того же года, полученную С.В. Мёликером, описавшим первый случай гомосексуальной некрофилии, продемонстрированный уткой-кряквой.



Но лучше всех позволяют скрывать недостаток ума профессии художественные. Бальзак в своем «Трактате об элегантной жизни» утверждает, говоря о настоящем художнике, что «за каждым его движением стоят его ум и его слава». И вообще, сегодня, чтобы стать художником, совершенно не обязательно обладать талантом: его заменяет дерзость.

Современный художник располагает в полном объеме наследием предшественников, но не обязан разбираться во всех его сложностях.

Апеллес, Пуссен, Давид и многие другие добились признания, наполняя свои полотна мифологическими и историческими реминисценциями, так что в итоге они могли быть понятны только узкому кругу образованных людей. Но уже лет сто можно просто небрежно набрасывать краску на холст (как Поллок), стрелять по баночкам с краской (как Ники де Сен-Фалль) и даже мочиться или испражняться на полотно (как Жак Лизен, объявивший себя «мастером посредственности — в искусстве позы» и менявший цвета в своей палитре соответственно съеденной пище). Все они вызывали восхищение у изрядной части интеллигенции.

А лучше всего основать школу, найти себе несколько учеников (если, не скупясь, приглашать знакомых в ресторан, у вас быстро образуется круг последователей).

Берите пример с Дали: не важно, чем вы заняты, просто кричите на всех углах, что вы — гений, и вам поверят. Даже сами критики растеряются и не станут возражать.



Возьмем первый попавшийся пример — историю с Боронали. Париж, 1910 год, Салон Независимых. Одна картина привлекает к себе больше внимания, чем все прочие. Называется это произведение «Закат над Адриатикой» и подписано неким Иоахимом Рафаэлем Боронали, художником из Генуи.

Картина, представляющая собой смешение кричащих красок, призвана иллюстрировать новое течение — «эксцессивизм», — манифест которого художник только что опубликовал. В своем опусе он подчеркивает, что «избыточность во всем — это сила», призывает «разорить абсурдные музеи» и «растоптать плоды бесстыдной рутины».

Картина вызвала споры, но некоторые критики отнеслись к ней восторженно. Эммануэль Бенези даже включил Боронали в свой биографический словарь художников. А через некоторое время мир искусства охватила паника — причиной стала статья, опубликованная в журнале «Иллюстрасьон». В ней писатель и юморист Ролан Доржелес объявил, что настоящим автором нашумевшей картины был… осел, к хвосту которого привязали кисть.

Чтобы заставить Лоло (а это и есть настоящее имя художника) двигаться и махать хвостом, его кормили морковкой и табачными листьями (что, вероятно, подогрело его артистический пыл).

Присутствие судебного пристава и фотографии ослика за работой в конце концов убедили даже самых упорных скептиков. А «Боронали» оказалось анаграммой имени Алиборон, которым назван осел в басне Лафонтена.



Можно было бы предположить, что история с Боронали положит конец несуразицам в современном искусстве. Но не тут-то было. Абсурд и жульничество процветают и поныне.

При виде того, как современные критики восторгаются выставками в палаццо Грасси в Венеции (кстати, может, им за это платят?), где показывают видеозаписи истериков, оклеивающих свои квартиры скотчем, толстяков, рвущих на куски сырого цыпленка, обычные булыжники и водосточные трубы, заполненные белым порошком, или белку-самоубийцу, поневоле сам захочешь воспользоваться случаем и учинить что-нибудь этакое, главное потом найти для своего произведения подходящего покупателя.

Какое фантастическое время: создается музей Сулажа, человека, который «зажег свет в темноте», покрывая полотна черной краской!

А ведь когда Альфонс Алле писал свои монохромные картины вроде «Сбора томатов апоплексическими кардиналами на берегу Красного моря» (полотно, покрытое красной краской), или «Первого причастия девушек, страдающих малокровием, в снежный день» (белая монохромия), или «Схватки негров в погребе темной ночью», почему-то никто не воспринимал их всерьез!

Теперь осталось только предложить понятие разноцветной монохромии — и вы сделаете себе состояние.



Так что зря все посмеивались над человеком, назвавшимся Филадельф Горилла. Этот просвещенный мыслитель, настоящее имя которого Александрос Фемистокл Филадельфиус, находившийся в начале XX века на солидной должности директора Афинского Акрополя, гневно раскритиковал никудышных художников в своей книге, название которой само по себе чудесно: «Человек, как выродившаяся обезьяна, записки и впечатления обезьяны о древнем и новом мире».

«Обычно считается, что художники — люди самые мирные и мудрые, полностью погруженные в мир идей и чувств. Ничуть не бывало. Они совсем недалеко ушли от животных. Поскребите чуть-чуть, сдерите тонюсенький верхний слой, снимите великолепные просторные костюмы, в которые они облачаются, узрите за их прекрасной внешностью, за их величием, за всей их гениальностью — животное, и вы будете потрясены…

Возраст, в котором обезьяну видно лучше всего, оказывается самым плодотворным для творчества».

И заметьте, что я еще не говорил о политике...



В жизни можно преуспеть и без большого ума. Мы нередко видим очень одаренных людей, которые живут как бродяги (от Диогена, спавшего в бочке, до Золя, питавшегося воробьями, зажаренными вместо вертела на карнизе для занавесок), а в рейтинге самых богатых и влиятельных людей в журнале «Форбс» можно найти немало персонажей, которым самое место было бы в книге Карло Чиполлы о человеческой глупости (увы, я не могу назвать вам их имена).

Итак, если правильно сориентироваться, можно сделать головокружительную карьеру, даже будучи полным кретином.

Как ни парадоксально, наша восхваляющая интеллект эпоха частенько возносит на гребень славы глупость.


Никогда еще добыть знания не было так просто, как сейчас: никогда не издавалось такое количество книг, а цены их не были столь низкими; сегодня у людей сколько угодно телевизоров и радиоприемников, а интернет позволяет мгновенно получить доступ к неограниченным ресурсам.

Однако глупость процветает как никогда...



Перевод Елены Баевской и Алины Поповой.

Источник:

Пьер Менар
ИСКУССТВО
ПРИТВОРЯТЬСЯ УМНЫМ
— М.: Текст, 2018.

Сайт издательства: TextPbl.Ru






Express de Paris  

Проект студии "Darling Illusions"
© 2003 - 2018