Art--Express
ТАКАЯ БЕЗБАШЕННАЯ БАШНЯ...
Железная дама продолжает праздновать.
Вот уж почти полгода прошло с даты официальных юбилейных торжеств, а стотридцатилетняя старушка все не унимается.
Как будто никаких ста и нет вовсе. Как будто ей — только тридцать.
А это — самое подходящее время, чтобы поиграть с детьми, пофлиртовать со студентами и лукаво подмигнуть опытным господам.
У ног красавицы развернут выставочный павильон, где посетителям задают каверзные вопросы. Ответы не так просты, как может показаться.
Какая связь между Эйфелевой башней и железными дорогами?
Самая прямая и непосредственная. Не случись человечеству открыть для себя удовольствие передвижения с головокружительной скоростью, трехсотметровая дива просто не появилась бы на свет.
Все дело в металлах, которые в середине девятнадцатого века научились добывать и обрабатывать в промышленных масштабах.
Железные дороги не зря назвали железными — там из металла было почти все: рельсы, паровоз, вагоны и даже мосты, по которым поезда переправлялись через реки.
Легкий, пластичный материал мог выдерживать невероятные нагрузки. А возводить мосты из металлоконструкций можно было в очень короткие сроки, несравнимые c длительностью постройки каменных сооружений.
Словом, железо было последним писком инженерной моды. И любимым материалом Гюстава Эйфеля, выпускника Центральной школы искусств и промышленности.
У Эйфеля были немецкие корни. Семья, перебравшаяся когда-то из Германии, долгое время носила двойную фамилию, где, кроме всем известной второй части, фигурировало еще и крайне трудно произносимое для французов слово «Бонихаузен».
Типично немецкая тщательность выражалась в творениях Эйфеля сочетанием точности, красоты и надежности. Он возводил простые, вроде бы, сооружения, — виадуки, пешеходные мосты, железнодорожные переправы — но делал это настолько элегантно, что он заказчиков не было отбоя.
Не менее важный талант — способность руководить большим коллективом. Уже в двадцать шесть лет Гюстав был не просто инженером, а настоящим директором строительства моста через реку в Бордо.
Здесь очень пригодилось еще одно ценное качество молодого человека — тяга ко всему новому. Фундамент моста возводился по ранее никем не использованному рецепту. Дабы речная вода не размыла опоры, внутрь них закачивали сжатый воздух.
Чтобы решиться на такую авантюру, нужна невиданная смелость, ведь длина переправы — более полукилометра. Но все получилось! Мост был с триумфом открыт.
Этот успех подарил Гюставу Эйфелю отменную репутацию и такое количество новых заказов, что он просто вынужден был основать собственное, частное предприятие и приобрести завод по производству металлоконструкций, расположенный в пригороде Парижа.
Ну а способность директора привлекать талантливых людей привела к тому, что вскоре у Эйфеля работали самые лучшие инженеры и архитекторы.
Амбиций звездной команде было не занимать. И вот на какую головоломку они замахнулись: трехсотметровая башня. Ничего подобного в мире пока не было.
Дерзкие замыслы, конечно, витали в головах многих архитекторов. Американцы мечтали даже возвести каменную махину высотой 914 метров, но эта бредовая идея так и не осуществилась.
Технологические возможности строителей были ограничены: с электричеством человечество было пока еще на «Вы», а о доставке тяжелых деталей при помощи авиации даже не помышляло.
Двое французов — Бурдэ и Себийо — задумывали колонну, опять же каменную, высотой триста метров, однако они столкнулись с теми же трудностями, что и заокеанские коллеги.
А как насчет железа? Сотрудники Эйфеля, привыкшие строить ажурные металлические мосты, решили, что идея не так уж безумна. Ведь удалось же возвести пятисотметровую переправу через реку! А раз так, значит, надо просто хорошенько все рассчитать: высоту, давление, скорость ветра…
Набросав несколько эскизов, Морис Кёшлен и Эмиль Нугье обращаются за советом к своему шефу, Эйфель поначалу смотрит на затею скептически. Но энтузиазм Кёшлена и Нугье, готовых день и ночь корпеть над проектом — улучшать дизайн, уточнять форму и размеры каждой детали — заставляет его согласиться.
Однако инженеры — не коммерсанты. Не им, а ах начальнику придется искать заказчиков для башни мечты. Предприниматель покупает авторские права Кёшлена и Нугье, чтобы продвигать проект от своего имени.
Теперь выпускнику Центральной школы искусств и промышленности предстоит стать еще и маркетологом. Причем, очень хитрым: построек такого масштаба в мире нет, а значит, и спроса на них — тоже.
К кому же обратиться?
В качестве потенциального партнера рассматривается мэр Барселоны, где вскоре должна состояться Всемирная выставка.
Мероприятие, демонстрирующее достижения новейших технологий — самое подходящее место для столь невиданного сооружения. Однако мэра Барселоны идея пугает: он, конечно, за прогресс, но трехсотметровая железная штуковина в центре города — это уж слишком… Переговоры заканчиваются поражением.
Следующая Всемирная выставка пройдет в Париже и будет приурочена к столетию Великой французской революции. Эйфель понимает, что этот шанс никак нельзя упустить. Но общественное мнение следует основательно подготовить, иначе результат будет такой же, как в Барселоне.
Предприниматель вкладывает сумасшедшие деньги в рекламу, щедро оплачивая объявления, статьи в газетах и даже услуги посредников, помогающих ему сблизиться с министром торговли, ответственным за организацию выставки.
Инвестиции дают результат: Эйфель и Локтруа становятся друзьями, и инженер мало-помалу убеждает чиновника в том, что хорошо бы к открытию выставки построить небывалую башню — металлическую, ажурную, высоченную…
Никакой коррупции: для реализации проекта объявлен конкурс, в котором участвуют аж 107 претендентов. Правда, эскизы Кёшлена и Нугье заведомо соответствуют всем требованиям. Но конкуренция все равно очень жесткая: Эйфелю приходится защищать идею своих сотрудников зубами и когтями.
Победа в конечном счете достается самому достойному, однако он должен предложить новую систему лифтов, вложить в строительство значительную часть личных средств и возвести башню на Марсовом Поле — территории заведомо ненадежной, поскольку там воды Сены очень близко подходят к поверхности земли.
При этом, собственником диковинного сооружения становится вовсе не тот, кто его построил, а мэрия Парижа. Предпринимателю же дается возможность получать доходы от своего творения в течение двадцати лет. А потом башню снесут за ненадобностью.
Драконовские условия. Но Эйфель на все соглашается. На берегу Сены начинаются работы: осушение почвы, возведение опор, в которые, как и в опоры мостов, закачивают сжатый воздух...
Само собой, конкурентов это не радует. Некоторые представители общественности, особенно литераторы и художники, тоже не в восторге: им кажется, что Башня слишком сильно выделяется из общей массы артистических проектов. Творение одного выскочки может затмить остальных!
Проект начинают со всех сторон атаковать недоброжелатели. Еще не построенную башню называют то эрекцией в общественном месте, то есть, весьма неприличным сооружением, то безвкусной заводской трубой, то грязным чернильным пятном.
Посетителям Всемирной выставки, которые осмелятся подняться на трехсотметровую высоту, пророчат немедленную смерть от нехватки воздуха, а хрупкой на вид конструкции — разрушение из-за воздействия чрезмерных нагрузок.
Даже Библию используют для борьбы, сравнивая Эйфелеву башню с Вавилонской, которую Господь сломал за то, что люди слишком возгордились. Согласно новым апокалиптическим прогнозам, осколки башни, которые упадут на землю, должны убить несколько сот тысяч человек.
Вдобавок, жители окрестных домов, раздраженные стуком молотков и запахом гудрона, жалуются властям.
Потом еще одна напасть: рабочие, занятые на строительстве, объявляют забастовку, требуя сокращения рабочего дня и увеличения зарплаты, которая и так превышает доход среднестатистических граждан.
Когда Эйфель идет на уступки, забастовка повторяется — с еще более наглыми требованиями.
Тут господин директор понимает: чтобы пережить весь этот кошмар, надо проявить твердость характера. Он отказывается от переговоров. И — о, чудо! — нападки врагов постепенно сходят на нет.
С открытием Всемирной выставки ворчание публики сменяется бешеным восторгом: два миллиона посетителей!
Деньги, полученные от продажи входных билетов, позволяют покрыть понесенные затраты и рассчитаться с кредитами. Однако успех недолговечен: уже в следующем году количество визитов снижается в тринадцать раз. Демократизация цены билетов ничего не меняет: падение продолжается.
Лишь через десять с лишним лет — в 1900 году, во время новой Всемирной выставки, показатели продаж удается чуть-чуть улучшить. Но и тут итог неутешителен: у Эйфелевой башни появились мощные конкуренты в лице метрополитена и самодвижущегося тротуара, которые привлекают значительно больше любопытных.
Срок окончания концессии, в течение которого Эйфель хоть как-то может повлиять на судьбу своего детища, приближается с неумолимой быстротой. Становится очевидным: Башню скоро должны снести.
Как спасти железную красавицу? Инженер и маркетолог принимает по-отцовски мудрое решение: Башня будет полезной государству. На верхушке устанавливают метеорологическую станцию и радиопередатчик, а снизу строят аэродинамическую трубу.
Творение Эйфеля становится местом научных и военных экспериментов. Во время Первой мировой войны с его помощью удается перехватить несколько важных радиограмм противника и даже разоблачить иностранную шпионку Мату Хари.
Приносит оно радость и простым гражданам — с Башни начинают транслировать первые радио, а затем и телевизионные передачи.
Первая огромная световая реклама — опять же Эйфелева башня. Первые немыслимых размеров часы, стрелками которых служат выпускаемые в небо световые лучи — тоже она.
Самые грандиозные концерты, самые незабываемые праздники, самые феерические салюты…
Какой там снос! Вот уже больше столетия Эйфелева башня лидирует во всем — в науке, в технологиях, в привлечении туристов.
Она — единственное государственное учреждение, которое не требует от государства никаких дотаций, а напротив, приносит прибыль.
Она — символ Франции, любимый кинематографистами всего мира. Дать зрителю понять, что действие происходит в Париже, можно одним кадром — достаточно, чтобы в нем присутствовали кружевной профиль и бокал шампанского.
А луч установленного на макушке прожектора служит маяком, указывающим путь не только самолетам, но и всему человечеству — в будущее, на век-другой вперед.
Все-таки не зря девушка со стальным характером носит фамилию Эйфеля — неиссякающее жизнелюбие досталось красавице именно от него.
Так зажигать в сто тридцать лет…
- Да пусть зажигает
— что ей сделается:
она же железная…
|