Art--Express
МАН РЭЙ,
беспечный чародей моды
Это — крайне легкомысленное мероприятие. Столь же несерьезное, как и герой, которому оно посвящено.
Выставка — да не виртуальная, а вполне реальная — в разгаре эпидемии.
Имя на афише знакомо немногим: Ман Рэй, а по факту — Эммануэль Радницкий, американский гражданин, то ли русского, то ли еврейского происхождения — ничем значительным в жизни не занимался.
Однако же его считают одним из самых великих французских фотохудожников двадцатого века.
Что это? Ошибка? Фокус? Безумие?
В чем-то, наверное, да.
Организовать вернисаж в то самое время, когда больничные койки пользуются большей популярностью, чем музеи, — идея поистине сумасшедшая. Но разве деятелям искусства, жившим и творившим сто лет назад, было легко?
Две мировые войны, эпидемия «испанки», невиданной силы финансовый кризис… Параллели весьма заметны.
А ведь они, наши предшественники, все это пережили.
Они прошли через испытания с видом беспечным, крайне несерьезным. И были признаны гениями — как фокусники, достающие кроликов из пустых карманов.
Считается, что Ман Рэй — это псевдоним. На самом деле все намного проще. И сложнее одновременно.
«Ман» всего лишь сокращение от «Эммануэль». Ну а «Рэй» — и вовсе трагическая история.
Еврейская семья бежала из России в Америку из-за национальных преследований. Однако земля, которую искатели счастья были готовы назвать новой родиной, оказалась вовсе не такой гостеприимной и толерантной, какой виделась издалека.
В России Радницкие были пусть и не слишком желанными, но все-таки своими. В Америке они стали чужими, незваными. Мигрантами — скитальцами без гроша за душой. Теми, кого ни в одной стране не любят.
Из Филадельфии, где в 1890 году родился Эммануэль, семья переехала в Нью-Йорк. Но это не помогло: злоключения продолжались.
Тогда, в 1912, когда неприязнь местных жителей стала совершенно невыносимой, было решено сменить фамилию: сохранить лишь первую и последнюю буквы, а все остальное заменить неопределенным артиклем «э».
Вот так и появилось имя, ставшее иконой моды.
Любопытно, что с выставкой произошло ровно то же, что и с ее персонажем: эмиграция.
Изначально мероприятие планировали провести в Большом Дворце — самой знаменитой обители современного искусства. Но общенациональный карантин и сопутствующие ему ограничения спутали все карты: Большой Дворец оказался слишком большим.
Пришлось искать площадку поскромнее. На эту роль подошел музей Люксембурга.
К счастью, речь не о другой стране, а всего лишь о другом округе Парижа: музей Люксембурга расположен в Люксембургском саду, по соседству с Национальной Ассамблеей.
В общем, вернисаж состоялся — подальше от протоптанных туристических троп, поближе к высшему обществу.
И снова — параллель.
Вот молодой художник Ман Рэй ищет признания в Нью-Йорке. Бесполезно. Его творчеством почти никто не интересуются. Посетителей на выставках нет.
Проверенные временем методы не работают.
Однако «почти» не считается полным крахом.
За чередой неудач скрывается немалый успех: начинающему живописцу удается познакомиться с мастерами. Среди них — француз Марсель Дюшан, который гостит в Америке.
Дюшан всего на три года старше, но он уже перепробовал все мыслимые методы артистического самовыражения и завязал дружбу с самыми яркими звездами парижского небосклона.
Мана Рэя приглашают в Европу.
14 июля 1921 года он приезжает в столицу Франции и сразу же попадает в стремительный водоворот событий: выставки, встречи художников и поэтов, показы мод, балы, вечеринки в кабаре.
В Париже талант, не помещающийся в рамки формальностей, понят и принят. Но на что жить?
Здесь на помощь скитальцу приходит его заокеанское происхождение.
В том, что касается технологий, Америка всегда была чуть впереди. Ман Рэй умеет фотографировать, а его парижские коллеги — нет.
Как на этом заработать? Да очень просто!
Холст — материя непрочная. Да и картон — тоже. Они имеют привычку мяться, рваться, сгорать, а то и просто исчезать — если картина особо ценная.
По этой причине любой художник хочет иметь копию своих работ. С помощью фотоаппарата это очень легко сделать.
Правда, копирование — занятие довольно скучное. Чтобы хоть чуточку развлечься, в конце каждого сеанса Ман Рэй делает портрет автора полотен.
Живописцы не могут отказать себе в удовольствии похвастаться: они показывают фотографии богатым заказчицам. А те визжат от восторга: «Я тоже хочу!»
С этих пор сын мигрантов становится респектабельным светским портретистом.
Графини, маркизы и наследницы миллионных состояний выстраиваются в очередь, чтобы побывать в его ателье.
Актрисы, певицы, танцовщицы и манекенщицы соревнуются за право овладеть его сердцем.
Портреты знатных дам — любимое кушанье модных журналов, где центральное место занимают страницы светской хроники. От заказчиков нет отбоя.
Чуть позже к новшеству приобщаются еще и кутюрье: раньше они представляли свои идеи публике в форме рисунков, но фотография — способ куда более точный и выразительный.
Дружбой Мана Рэя стремятся заручиться две конкурентки, которые на дух друг друга не переносят: Коко Шанель и Эльза Скиапарелли. И они вынуждены терпеть неприятное соседство: таких гениев, как Рэй, больше нет.
В чем же его гениальность?
Наверное, в том, что он не любит скучать.
Как только содержимое кадра начинает казаться банальным, Ман Рэй выкидывает какой-нибудь трюк.
То он нависает над моделью, то подглядывает за ней снизу. То устраивает беспорядок, то наслаждается чистотой линий.
То случайно, мимоходом, изобретает новый метод обработки снимков — соляризацию, то накладывает друг на друга сразу несколько кадров.
Фотографом его назвать нельзя, ведь фотограф — это тот, кто фиксирует реальность, а Ман Рэй ее создает.
Конечно же, зрители замечают подмену, когда под видом слез он показывает стеклянные бусины. Кажется, реклама водостойкой туши должна от этого проиграть. Однако картинка настолько красива, что на нее глядят, как на произведение искусства.
Это — настоящая революция. Не будь на свете Мана Рэя, мы до сих пор читали бы унылые объявления о продаже мыла, пудры и платьев размером с такого-то по такой-то. Но он — чародей и проказник — все изменил.
Фокус в том, что Ман Рэй — очень яркий. Чтобы не затеряться на его фоне, другие художники просто обязаны быть такими же фантазерами и непоседами, иначе заказчиков им не видать, как своих ушей.
Безумие? Да. Неслучайно Мана Рэя считают одним из двигателей эпохи называемой сумасшедшими годами.
За два десятилетия между Первой и Второй мировыми войнами случилось столько перемен, сколько не происходило, кажется, за многие века.
Важнейший переворот — освобождение женщин от предписанной им роли домашней прислуги, не имеющей никаких гражданских прав.
Во время Первой мировой войны представительницы слабого пола стали полом сильным. Они заменили мужчин повсюду: в поле, на заводах, в госпиталях. А когда война закончилась, эмансипированные особы не захотели возвращаться к кастрюлькам и пеленкам.
Это коренным образом изменило моду. Неудобные тесные корсеты были отвергнуты как пережиток прошлого. На смену длинным платьям с узкой талией п подчеркнутой грудью пришли коротенькие туники, где грудь отсутствовала в принципе.
Никаких намеков на роль кормилицы! Идеалом красоты двадцатых годов стала девочка-подросток: тоненькая, гиперактивная, любящая танцевать.
Великовозрастным малюткам распашонки — в самый раз: в них так удобно ночь напролет чередовать танго и чарльстон, а назавтра работать, да еще и спортом заниматься. Какая там усталость! Они ж дети…
Потом грянул мировой финансовый кризис. Снова понадобились матери семейств, хозяйки дома — опытные, рачительные, умные и элегантные.
Платья стали длиннее, талия и грудь — заметнее. Начался поворот к забытым канонам. Вошла в моду классика.
А еще через некоторое время о моде забыли вообще. Европа была захвачена фашистами. Началась Вторая мировая война.
Тут артистические фокусы уже не могли ничего изменить.
Будто в сказке про Золушку, где после полуночи карета превращается в тыкву, ателье респектабельного фотохудожника стало темным сырым гаражом — холодным, пустым и никому не интересным.
Ман Рэй принимает решение вернуться в Америку.
Интересно, что и выставка, посвященная бесшабашному чародею, закончилась так же тихо и преждевременно, как случился его отъезд из Франции — тайком, через границы соседних стран и полицейские кордоны.
Но все-таки он был.
И был вернисаж, воссоздавший портрет портретиста. А еще — фотоснимок бурной, сумасшедшей, опьяняющей эпохи.
Впрочем, и это не все.
Кажется, авторы выставки пытались проникнуть чуть глубже.
Исследуя бесконечные параллели между нашим временем и событиями столетней давности, они хотели понять, что нас ждет.
Ответ на этот вопрос остался за зарытыми дверями музейных залов, но он, тем не менее, существует.
В 1951 году Ман Рэй снова приедет в Париж, проживет там еще четверть века и будет похоронен на кладбище Монпарнас.
Фотография к тому времени превратится в занятие общедоступное, читай, банальное, поэтому неунывающий проказник сосредоточится на живописи.
Он станет художником в полном смысле слова.
В общем, все будет хорошо.
Фокусы нам еще покажут…
|