|
Art--Express
Огюст Ренуар:
РАДОСТЬ НА КОНЧИКЕ КИСТИ
Его считают певцом красоты и образцом хорошего вкуса.
Думаете, так было всегда?
О, нет! Долгое время импрессионистов клеймили как неумех, а Ренуара и вовсе обзывали живописцем трупных пятен.
Казалось, бедности и неудачам не будет конца…
Но однажды, на узкой улочке Монмартра, отвергнутый обществом и критикой художник повстречал девушку…
«Попробуйте объяснить месье Ренуару, что женское тело — не куча мяса, испещренная желтыми, зелеными и фиолетовыми пятнами. Такого рода явления — признак разложения трупа!» -потешался в «Фигаро» влиятельный журналист Альберт Вольф.
Ему вторили другие газеты: «Странные сюжеты, искаженные до неузнаваемости силуэты, раздражающий цветовой шум, полное отсутствие контуров. Никакой формы, никакой гармонии, никакой перспективы...»
В общем, помойка, а не живопись.
Ожидания у публики конца девятнадцатого века, и правда, были несколько иные.
Тон задавала Академия Художеств.
Именно она определяла правила хорошего вкуса, темы картин и техники, используемые в живописи.
Самым важным для художника считался рисунок, а основным методом обучения было скрупулезное копирование шедевров прошлого или создание «портретов» античных статуй.
Вот вам идеал красоты.
К тому же, в отличие от живой модели, статуя не начнет вертеться в самый неподходящий момент.
Яркие цвета запрещались: верхом мастерства считалось умение использовать в картине не более трех тонов.
Черный — для теней, белый — для света. Для всего остального — всего одна краска.
Выбор тем также был невелик: батальные сцены, библейские сюжеты, официальные портреты сильных мира сего.
Поэтому, когда на выставке в Парижском Салоне, главном музее живописи того времени, появилась непонятная пятнистая мазня — яркая и бесформенная — академики в один голос закричали: «Как эти самозванцы осмелились назвать себя художниками?! И откуда вообще они взялись?».
А в самом деле, откуда?
Огюст Ренуар родился в провинции.
Его родители были не слишком богаты, однако занимались ремеслом, требующим хорошего вкуса.
Отец работал закройщиком, мать — швеей.
Так бывает: большая любовь, но мало денег…
Чтобы прокормить семерых детей, родители переезжают в Париж: заказов там побольше, да и у малышни есть возможность освоить любую профессию.
У Огюста талант к музыке. А еще он очень любит рисовать.
В тринадцать лет, для поддержания семейного бюджета, мальчик расписывает фарфоровую посуду. В семнадцать — украшает веера и мебель.
По вечерам Огюст Ренуар посещает уроки мастеров живописи.
Отличное начало! С таким багажом знаний и опыта вполне реально поступить в Школу изящных искусств при Академии художеств.
И вот, в двадцать один год, Ренуар — студент.
Его сокурсники — такие же выходцы из «низов»: молодые, но очень амбициозные.
Не покорные авторитетам, ищущие чего-то нового.
Их имена — Клод Моне, Фредерик Базиль, Альфред Сислей — пока никому ничего не говорят, но парни жаждут славы.
И вовсю экспериментируют.
Им неинтересно копировать классиков. И даже корпеть над портретами богатеев — скучно.
Глупо тратить часы на то, что за секунду делает фотокамера.
Принцип действия этой модной новинки хорошо известен студентам.
Но у чуда техники есть недостаток: оно изображает людей одинаковыми, похожими друг на друга.
Напряженными, испуганными, словно неживыми.
Толстосумы, конечно, падки на все новое. Так пусть и платят фотографам!
А у четверки начинающих художников совсем другие планы: они хотят создать нечто куда более интересное.
Свежее, яркое, волнующее.
Настоящее…
На помощь дерзким приходит еще одно изобретение конца девятнадцатого века — краска в тюбиках.
Теперь не обязательно скучать в мастерской — картину можно писать на пленэре.
Сначала Булонский лес, потом — пригороды Парижа.
Пейзажи там — удивительные.
А публика — все больше простая.
Лица — специфические: неправильные, но очень выразительные. Не испорченные светским этикетом и макияжем.
Друг Ренуара, Клод Моне, увлечен деревьями и цветами. Огюсту же нравится изображать местных персонажей.
Позировать они, конечно, не умеют, поэтому на эскиз времени нет.
Кисть быстро-быстро движется по холсту, примечая все, что видят глаза: солнечные блики, порывы ветра, капли дождя…
Нечаянные улыбки, ссоры, тайные поцелуи…
Все это происходит сразу, одновременно.
Появляется и исчезает в одно мгновение.
Но художник умудряется зафиксировать сцену лучше всякого фотоаппарата.
Смотришь на такую картину, и изображение на холсте вдруг становится объемным.
И вот уже ты погружаешься в атмосферу кафе, уличного праздника или пляжа: вдыхаешь аромат горячих булочек с ванилью, слышишь аккордеон, ощущаешь порывы ветра и прикосновение солнечных лучей…
Ухватить мимолетное впечатление — необыкновенная удача.
Поэтому авторов таких полотен и назвали «впечатлительными», то есть импрессионистами.
Однако смелые эксперименты студентов и первые восторги публики пришлись по душе далеко не всем.
По правде говоря, некоторые академики живописи — потихоньку, втайне — уже начали работать с яркими цветами. И даже мечтали когда-нибудь отказаться от скучной черно-белой палитры.
Эти академики считали себя великими новаторами, первопроходцами искусства.
Тем обиднее было осознать, что кто-то их опередил.
Последней каплей в чаше негодования стал тот факт, что во французской столице одновременно открылись две выставки живописи: официальный Парижский Салон, где были представлены работы мэтров, и Салон Отказников — сюда попали картины тех, кто до звания мэтра еще явно не дорос.
У Мастеров в полупустых залах чинно прогуливались напыщенные буржуа.
А в двух шагах отсюда, к Отказникам ломились толпы народу…
Громы и молнии не заставили себя ждать: на импрессионистов посыпались оскорбления.
В чем только их не обвиняли!
В элементарном неумении рисовать, отсутствии вкуса, пошлости… Даже в пропаганде смерти!
Такой реакции педагогов студенты явно не ожидали…
Шокированный происходящим, Ренуар забрасывает учебу и уничтожает картину, выставлявшуюся на Салоне Отказников.
А вот от нового метода живописи он отказываться не намерен.
Огюст надеется: со временем скандал уляжется и яркие таланты импрессионистов будут по достоинству оценены публикой.
Но сколько должно пройти лет? Пять? Семь???
Вот уж почти двадцать зим и весен Огюст Ренуар пишет портреты и сценки из городской жизни. Да что толку? Денег это не приносит.
Виной ли тому зловредная критика или он, и вправду, утратил былую легкость, жизнерадостность, оригинальность?
Все равно…
Заказов то очень мало, то нет вообще.
В некоторых случаях ситуация и вовсе переворачивается с ног на голову: вместо того, чтобы получить гонорар, портретист сам вынужден раскошелиться.
Так происходит всяких раз, когда Ренуару требуются услуги профессиональной модели.
Дорого однако…
Чтобы уменьшить расходы, художник предлагает позировать девушкам, которых встречает на улицах Монмартра.
Взамен за портрет — букет цветов и модная шляпка.
Впрочем, это тоже рискованно: иные шляпки стоят целое состояние…
Так может, вовсе отказаться от моделей? Ведь писал же он когда-то на пленэре: в кафе, на пляже…
Нет, упрямец продолжает бродить по каменному лабиринту.
Взбирается на крутые лестницы, спускается к бульварам…
Он словно ищет кого-то в разноцветной городской толпе…
«Здравствуйте! Меня зовут Огюст. Я — художник. Хотите, я нарисую ваш портрет?»
Девушка оборачивается, их взгляды встречаются, и сердце Ренуара начинает биться часто-часто — будто скачущая по холсту кисть.
С каких пор он стал таким впечатлительным?
Алина — швея. Совсем как его мама. Вот это совпадение!
Двадцать один год. Хороша собой…
Отличный вариант для обмена на букет цветов и шляпку…
Все верно… Но есть еще кое-что…
Безошибочное чутье портретиста подсказывает Ренуару: сегодняшнее знакомство — далеко не на один вечер.
Перед ним — не заурядная модель.
« Maîtresse », таким словом во французском языке называют трех — как правило, разных — женщин: любовницу, учительницу и хозяйку дома.
Алина — исключение. Она — три в одном.
Эта хрупкая на вид девушка научит изрядно побитого жизнью художника, как добиться успеха в искусстве.
И вернет его кисти былую легкость — как раз благодаря таланту хозяйки дома.
Но прежде будет крах — абсолютный…
Так происходит, когда жизнь должна круто измениться: прошлое словно рассыпается на осколки…
Они крошечные, как мазки импрессионистской кисти, но очень острые.
Все вокруг ранит. Все теряет смысл…
Сорокалетний художник вдруг осознает: он ничегошеньки не умеет.
Критики были правы: рисунок Огюст Ренуар так и не освоил. С композицией — тоже беда. А цвета?! Это вообще кошмар…
В личном плане — еще хуже: он менял подруг, заводил детей и отрекался от отцовства, но никогда никого не любил по-настоящему…
В общем, жил как все: расточительно, глупо, бездарно.
Не задумываясь о том, что может случиться завтра…
Эта болезненная ломка продлится несколько лет.
Пытаясь исправить былые ошибки, Ренуар мечется, словно запертая в клетку птица:
То он рвется на юг Франции, то на север Африки.
Пытается подражать классикам, вроде Рафаэля: пишет картины с четкими контурами в сдержанной цветовой гамме.
В ответ — полное непонимание публики.
Вчерашние друзья-импрессионисты называют его предателем. Ну а мэтры продолжают считать недоучкой: так быстро овладеть всеми нюансами рисунка — невозможно.
Досаждают и бывшие подруги: что он нашел в этой толстушке Алине?
Толстушке? Формы у его любимой модели, действительно, округлились…
Впрочем, это понятно: Алина ждет ребенка.
Как жить дальше? И на что?
Выхода, кажется, нет совсем.
Если только взрослый, опытный мужчин не прислушается к мнению девочки, которую когда-то, в глубине души, назвал своей будущей Учительницей…
Рецепт успеха, с точки зрения Алины Шариго, очень прост: хорошее питание, свежий воздух и абсолютный душевный покой.
Про критиков надо просто забыть.
Алина родом из деревни в провинции Шампань. Туда-то она и пригласит Огюста.
Да и ребенку, кстати, на природе будет лучше, чем в грязном и недружелюбном городе.
Довольно глупостей о том, что художник должен быть голодным: с больным желудком ничего путного не создашь.
Если остальную домашнюю работу Алина доверяет прислуге, то уж на кухне она властвует самолично.
Все под контролем: фрукты, овощи, пряные травы, мясо, молоко, творог и сыр…
Ингредиенты блюд либо выращиваются тут же — на заднем дворе, либо покупаются у соседей.
На столе — только самое лучшее: самое свежее, самое вкусное, самое полезное…
Здесь, в Шампани, из живописи Ренуара исчезает парижская серость тонов — словно облако пыли после дождя.
Снова появляются зелень травы, синева неба и солнечные блики.
Он опять пишет бытовые сценки и портреты простолюдинок: прачек, нянек, торговок…
Глаза провинциалов светятся неподдельным счастьем, и эта радость жизни щедро льется на полотна.
Кисть художника легка, нежна, почти невесома.
Вместе с тем, используются и приемы традиционной живописи: формы хорошо различимы, объем и перспектива — реалистичны.
Новые картины Огюста Ренуара приводят в восторг всех — и импрессионистов, и ценителей классики.
У него полно заказов.
Музеи наперебой предлагают Ренуару выставки. Чиновники награждают его Орденом Почетного Легиона…
Даже перелом правой руки, случившийся из-за падения с велосипеда и приведший к сильнейшим хроническим болям, не помешает художнику творить.
Он теперь твердо знает: надо в любых обстоятельствах оставаться собой.
Да, держать в руках инструменты Ренуар уже неспособен. А острые края ногтей, впиваясь в ладони, оставляют на коже глубокие раны.
Что ж, теперь он начнет носить перчатки, к которым помощники будут привязывать кисть.
Почерк живописца от этого станет еще изящнее, еще мягче и приятнее для глаз.
В начале двадцатого века скромное поместье в Шампани уступит звание семейного гнезда шикарной резиденции на Лазурном Берегу.
Здесь для многочисленных друзей найдется все, чего душа пожелает: и морской бриз, и кружевная тень оливковых деревьев.
Жаль только, Алина пробудет хозяйкой этого дома не слишком долго: она не выдержит страданий Первой мировой войны.
Сыновья уйдут на фронт и будут серьезно ранены.
Привыкшая все контролировать, Алина станет очень сильно мучиться от этого.
Как же так?! Она сумела подарить новую жизнь мужу, но не уберегла от опасности собственных детей…
Истерзанное сердце не выдержит…
Огюст же продолжит заниматься тем, что строго-настрого приказала ему делать любимая учительница и хозяйка дома: быть собой, быть счастливым и делиться счастьем с другими.
Даже лежа на смертном одре, он попросит холст и кисть, чтобы нарисовать стоящий на подоконнике букет цветов.
А прежде, чем испустить последний вздох, произнесет: «Кажется, я начинаю что-то в этом понимать...»
|