L'esprit
de Paris
ДЕНЬ И НОЧЬ
Любви необходимо лицо, желанию — ночь.
Это ток, который проходит между первым взглядом и первым поцелуем.
Но когда нет первого поцелуя, это желание перерастает в горячку, которая несется галопом в одиночестве, в беспокойной ночи.
В чем разница между любовью и желанием? Невозможно любить без желания, но можно испытывать желание, не любя. Вот почему желание обладает большей свободой.
Оно появляется и исчезает, когда захочет. Но иногда случается, что его каприз разбивается вдребезги о стену времени.
Время подавляет желание, зато последнее берет реванш, обвиваясь вокруг настоящего.
Когда человек, к которому мы испытываем желание, находится далеко, у нас возникает впечатление, что мы погружаемся в серость, пустоту и скуку. Но как только вожделенное создание появляется перед нами, время останавливается, как конь на полном скаку при виде тигра, вышедшего из лесной чащи.
Цвета размываются, звуки умолкают, окружающий мир уходит на второй план. Чувство устраняет время.
А затем все происходит как будто в другом измерении.
Этот запретный поцелуй, который стирает границы дня и ночи...
Любовь — это день, желание — ночь.
Конечно, это условная формула, ведь под ночью можно понимать и комнату, запертую на ключ, с зашторенными окнами, в самый разгар полудня.
Пройдя первый этап, любовь мечтает только о том, чтобы показаться всему миру при свете дня. Желание же до самого конца питается глубокой интимностью и сговором, шепотом в сумерках после пылких любовных утех.
Желание постоянно стремится перевернуть все установленные правила. Оно само мечтает о власти, одновременно подозревая, что, получив ее, не сможет гореть долгим огнем.
Желание не может погасить пыл, не угаснув само. Всегда существует новое желание, затаившееся в тени, которое хочет перевернуть только что установленный порядок.
На одном персидском ковре изображен король, который смотрит на придворного, увлеченного созерцанием королевы. Но этот придворный не видит, что за сценой краем глаза наблюдает еще и молодой паж.
Короля тревожит его догадка, что королева принадлежит тому, кто ее желает, даже если она не всегда отдает себе отчет в том, какую бурю она вызывает в его душе, проходя мимо.
Длинный шлейф платья королевы — это след огня и пепла.
Последний раб может в фантазиях сделать королеву своей рабыней. Но никто не может дотронуться до нее потому, что она принадлежит всем.
Король заметил отблеск хищного желания во взгляде придворного. Желание придворного возродило пламя в сердце короля.
Королева даже ни о чем не догадалась…
Вот уже долгое время эта загадочная фраза, произнесенная Фалесом Милетским, крутится в моей голове. На вопрос, который в свое время не давал покоя ни детям, ни взрослым: «Что идет сначала: день или ночь?», греческий географ тонко ответил: «Ночь предшествует дню».
Поразительно и поэтично. По-видимому, Фалес тоже отдает предпочтение ночи.
Нужно ли единодушно верить в то, что поэзия — это порождение ночи, а наука — дня? И в то, что обе они берут начало в потоке сна? А главное, каковы сегодня в свете всего этого наши взаимоотношения с ночью?
И на ум тут же приходит целая группа людей, самых разных по своему происхождению, занятых в различных сферах деятельности, которые проводят ночи, выдумывая мир, все более и более искусственный. Они занимаются этим в тот самый момент, когда большинство людей погружаются в странный и волнующий мир снов.
Представим себе эту сцену: люди гасят свет, затем целуются и засыпают. В то время как другие (ученые, политики, экономисты, бизнесмены) зажигают лампу на письменном столе, чтобы продумать все детали следующего дня.
И если ночь предназначена для рабочего, падающего от усталости, то день — все чаще и чаще — для того, кто не спит.
Вот почему миру так не хватает поэзии и он кажется таким опустошенным. В нашем представлении ученый и политик больше не находят источника вдохновения ночью, которая отсылает нас в мир, столь близкий нашему детству, что пространство и время смешиваются.
Таким образом, наши натуры противостоят друг другу. Тот, кто спит, вступает в дуэль с тем, кто выдумывает мир.
Один видит сон в бесконечном пространстве, другой ощущает себя заключенным в тюрьме реальности.
Наша Вселенная слишком продуманна, в ней не хватает мечты.
В нашем дневном поведении очень много того, что обусловлено ночью. Беспокойная ночь оказывает влияние на день. И для некоторых любимый человек появляется сначала во сне, а затем материализуется при свете дня.
Волнения дня уравновешиваются спокойствием ночи. Нужно представлять себе ночь как момент, когда животное, каковым мы являемся и которое живет в материальном мире, теряется в туманной Вселенной.
Сон — это путешествие. И каждый путешественник по возвращении привозит с собой обычаи, истории, впечатления о пейзажах той страны, которую он посетил.
Я единственный обитатель довольно просторной комнаты. Одинокий любитель поспать. Я стал специалистом мирового класса в том, что касается послеобеденного сна.
Существует три типа сиесты: короткая, средняя и длинная.
Длинная сиеста нежелательна: она доводит до умопомрачения. Короткая сваливается как снег на голову. Она мощная по воздействию, но длится не дольше, чем тропический ливень.
Когда она подбирается к затылку, падаешь, словно обессилевшая муха, а спустя пятнадцать минут просыпаешься, не понимая, что произошло.
Внутренний механизм остановился, и в течение четверти часа человек просто отсутствовал на этой планете.
Опасайтесь того, кому не знакомо это чувство самозабвения. Этот момент, когда не совершаешь ничего.
Проснувшись, умываешься холодной водой, и вот ты уже в форме, как будто только что проспал десять часов подряд.
Я устраивал себе два вида сиесты (короткую и среднюю) на протяжении тех трудных лет, когда периодически работал на радио.
Моей зарплаты с трудом хватало на то, чтобы снимать жилье, зато у меня было время, чтобы почитать и посмотреть сны.
К тому же я сочетал два этих занятия. Иногда в самый разгар чтения книга — хлоп! — падала на пол. А через несколько минут я просыпался и продолжал читать.
В промежутках между двумя этими видами деятельности я питался фруктами и овощами.
Короткая сиеста напоминает мне машину таких крошечных размеров, что ее удалось бы припарковать, где только пожелаете. На людях я умудрялся спать, прикрывшись газетой.
Но сиеста средней продолжительности — это уже роскошь, которую невозможно позволить себе где и когда угодно.
Что касается длинной сиесты, она свидетельствует о состоянии депрессии.
Мне говорят, что современная беспокойная жизнь не может смириться с такой абсолютной потерей времени, каковой является сиеста, но это мнение ошибочно, ведь именно благодаря этой паузе в середине дня мы становимся более чуткими по отношению к другим и меньше поглощены мыслями о самих себе.
Сиеста — это любезность, которую мы оказываем своему телу, изнуренному жестким ритмом жизни.
Ребенком я считал, что жизнь похожа на дом, в котором день живет на верхних этажах, а ночь — в подполе, и что мы постоянно поднимаемся и спускаемся по лестнице времени.
Наверху мы ведем коллективную игру, правила которой нам неизвестны, тогда как в подполе мы каждый раз придумываем новую игру.
Разумеется, сны иногда повторяются, но в этом случае речь идет об одном и том же сне, который продолжается в течение нескольких ночей.
Мы не очень много знаем о том, что такое ночь. Возможно, она подобна реке, пересекающей несколько регионов обширной страны.
По крайней мере, мы знаем, что, мечтая о какой-то вещи, мы творим ее, но это происходит так быстро, что у нас возникает совершенно противоположное впечатление.
Именно сам спящий человек, находясь в состоянии глубокой концентрации, требующей совершенной неподвижности, создает и тигра, которого он только что встретил на своем пути, и змею, ползущую в траве, и даже дерево в конце пути.
Иногда человек считает, что может обойтись без снов.
Только ребенок не нуждается в сновидениях, потому что он еще окутан дремотой.
Как днем, так и ночью ребенок представляет себе, что он центр Вселенной и что вещи появляются на его пути, как по волшебству.
Луна ваша, пока она на небесах, а вы продолжаете быть мечтателем.
Эта луна каждый вечер призывает ночь…
|